СЁРФЕР (THE SURFER)
2024, Австралия-США-Ирландия-Великобритания, 100 мин.
Жанр: триллер, философская притча
Режиссёр: Лоркан Финнеган
В ролях: Николас Кейдж, Финн Литтл, Рахель Абдулрахман, Майкл Аберкромби, Александр Бертран, Джулиан Макмэхон
Карьера Николаса Кейджа в последние пару лет переживает ренессанс. Не успели утихнуть восторги относительно лент «Собиратель душ» и «Герой наших снов» (впрочем, мнения о них в нашей редакции разделились), как в прокат вышел новый необычный фильм с его участием. Точнее, картина ирландского аса триллеров Лоркана Финнегана не совсем новая – премьера состоялась на прошлогоднем Каннском кинофестивале, но до российских экранов добралась лишь сейчас.
«Сёрфер» – фильм-обманка. Он легко может разочаровать тех зрителей, кто будет ждать развития событий в духе «Избавления» Джона Бурмана или «Райского озера» Джеймса Уоткинса. Простая и даже анекдотичная завязка (мужчину с сыном местные сёрферы не пускают на пляж) скрывает пласт культурологических аллюзий. Герой Кейджа намеренно обезличен. В титрах он указан как «сёрфер», ведь его главное желание, постепенно переходящее в маниакальную одержимость – прокатиться по волнам на доске.

Персонаж Кейджа приезжает в места своего детства, чтобы выкупить старый дом, где он когда-то жил с родителями, а также позаниматься с сыном сёрфингом. Он не обращает внимания, что его сын-подросток не очень-то и хочет на пляж, красочно расписывая, как это круто – оседлать волну. Режиссёр Лоркан Финнеган и сценарист Томас Мартин практически ничего не сообщают зрителю о взрослой жизни своего героя. Как будто он навечно остался ребёнком, беспокойным призраком, привязанным к месту, где когда-то жил. По ходу повествования режиссёр не раз будет намекать на инфернальную сущность Сёрфера.
Этимология образа главного героя восходит как к литературной, так и к кинематографической традиции. В Сёрфере есть черты Леопольда Блума («Улисс» Джеймса Джойса), Хью Персона («Сквозняк из прошлого» Владимира Набокова), а также Густава фон Ашенбаха и безымянного профессора из экзистенциальных драм Лукино Висконти «Смерть в Венеции» и «Семейный портрет в интерьере». Этих героев объединяет зацикленность на прошлом, страх непредсказуемого будущего. Особенно много параллелей с «Улиссом» – мотив смерти близкого человека (у Джойса – сына, у Финнегана – отца), разрушенное семейное счастье и, наконец, горькое осознание несбывшихся надежд.

Сёрфер окружает своего сына гиперопекой, навязывает ему идеальную для него самого модель поведения. Он не чувствует изменившегося времени, ему кажется, что ребёнок – его копия из прошлого, а потому просто не может не любить сёрфинг. Но навязчивость Сёрфера вызывает у сына лишь скуку. Не желая расстраивать папу, он терпеливо ждёт окончания похода на пляж, чтобы затем предаться развлечениям, свойственным подростку XXI века.
Сёрфинг в ленте Финнегана – не только образ беззаботной юности главного героя (этот вид спорта стал особенно популярным в 1970-е), но и своеобразный символ контркультурной эпохи. Лоркан Финнеган выстраивает сюжет на зыбкой грани реальности и фантазий. Словно по мановению волшебной палочки, вмиг растворяются атрибуты третьего десятилетия XXI века – исчезает сотовый телефон, пропадает дорогая машина Сёрфера. Перед погружающимся в безумие разумом встают призраки минувшего, совсем как в классической ленте Билли Уайлдера «Бульвар Сансет». Не пускающие Сёрфера на пляж местные мажоры напоминают хиппи из 1970-х, какими мы их помним по лентам тех времён – «Беспечный ездок» Денниса Хоппера и «Вудсток» Майкла Уодли. Взрослые дядьки за 40, руководимые приятелем из детства Кёрли (Майкл Аберкромби) предаются развлечениям молодёжи 1970-х – сидят ночью кружком у костра, пьют пиво, курят травку, кутят с девицами и прячутся от солнца в пляжном домике. Время как будто побежало вспять, а будущее растворилось под натиском идеализированного прошлого.

Именно о такой беззаботной жизни когда-то мечтал юный Сёрфер, пока трагическая смерть отца не разрушила его планы. Режиссёр избегает флэшбеков или закадрового озвучивания мыслей главного героя, намеренно не подстраивается под массового зрителя, не стремится «разжевать» непонятные образы, а вместо этого выворачивает наизнанку штампы триллеров из серии «приехали не туда». Финнеган даёт обрывочные сведения о взрослой жизни своего персонажа (мы знаем лишь о разводе с женой и что он был спортивным журналистом), тем самым сохраняя возможность для смелых интерпретаций. Но не так уж важно – реален ли Сёрфер или это лишь смутный образ из сознания ребёнка 1970-х, размышляющего, кем он станет, когда вырастет. Главное, что у Сёрфера нет ничего, кроме бесплотных мечтаний, подбивающих его к напрасной погоне за утраченным временем, совсем как в знаменитом семитомном романе Марселя Пруста.

Сложно не заметить параллели с модернистским искусством. Например, стремление Сёрфера прорваться из душной реальности в потерянный рай сближает ленту не только с эпической поэмой Джона Мильтона, но и с «Дублинцами» и «Улиссом». Великий ирландец Джеймс Джойс (в Дублине учился на графического дизайнера и сам Финнеган) на примере бесцельных блужданий Леопольда Блума показал его оторванность от действительности.
Вот и Сёрфер живёт грёзами по утраченному раю, не замечая, как его собственный сын постепенно отдаляется от него. Сёрфер проводит дни напролёт на стоянке, наблюдая в бинокль за пляжем, как бы заглядывая в прошлое. Неслучайно бинокль ему дал живущий в машине старик (Николас Кассим), по возрасту вполне подходящий быть отцом Сёрфера (поиск отца – ещё один знаменитый джойсовский мотив).
Чем дольше персонаж Кейджа остаётся наедине с самим собой, тем глубже проваливается в безумие. В его представлении сёрферы из безобидных хиппи вдруг превращаются в аналог «Семьи» Мэнсона, с харизматичным гуру Кёрли во главе, совершающим на пустынном пляже магические ритуальные танцы. Сёрфер стремительно деградирует практически до животного состояния. Он становится грязным бродягой с обгоревшей на солнце кожей, так что окружающие с отвращением отшатываются от него.
Таким образом, Старик не столько самостоятельный персонаж, сколько живая иллюстрация возможного будущего самого Сёрфера. Нелюдимый оборванец, днями и ночами смотрящий за пляжем в бинокль – это ли не Сёрфер годы спустя! Идея фикс вытеснила из его души все чувства, в том числе и любовь к сыну. Он не видит ничего хорошего в будущем, а потому стремится восстановить прошлое, создать в своём сознании декорацию контркультурных 1970-х – единственного периода, когда ему было хорошо.

Лоркан Финнеган, живописуя распад личности Сёрфера, обращается к эстетике немецкого авангардиста Мэриена Доры («Каннибал», «Меланхолия ангелов»). Применяя почти синкопический монтаж, постановщик разбавляет повествование кадрами животных, занятых своими делами. Гады земные выступают метафорой пробудившегося тёмного начала в Сёрфере, в то время как взлетающие от любого шороха птицы становятся образом недостижимой мечты. Прогрессирующее безумие Сёрфера, его асоциальное поведение постановщик запечатлевает в гротескных тонах, так что эти сцены напоминают навязчивый кошмарный сон. Не жалея нервов зрителя, режиссёр показывает эти эпизоды сверхкрупным планом, как часто делал Дора в своих лентах.

Любопытна символика цвета в картине Финнегана. Само изображение благодаря великолепной работе польского оператора Радослава Ладчука с естественным освещением (как тут не вспомнить съёмку против солнца в «Беспечном ездоке») отдаёт желтизной палящего солнца, что, вкупе с крупными планами покрытых испариной лиц, позволяет почти физически ощутить жаркий австралийский день.
В начальных сценах Сёрфер снимает белый пиджак, оставаясь в жёлтой рубахе. Жёлтый цвет ещё со времён французского «короля-солнца», однажды облачившегося в роскошный наряд с имитацией солнечных лучей, символизирует беззаботность. Также этот цвет обозначает безумие. Например, в дореволюционной России психиатрические клиники красили в жёлтый, а хорошо известный на Западе художник-модернист Василий Кандинский однажды назвал этот цвет «красочным изображением сумасшествия, припадка бешенства, слепого безумия, буйного помешательства». В живописи эмоционально неустойчивого Ван Гога также преобладали оттенки жёлтого.

Картина Лоркана Финнегана не производила бы такого покоряющего впечатления без точной игры Николаса Кейджа. Актёр легко маневрирует между драматической глубиной и гротеском, не боится быть в кадре эстетически непривлекательным. Сёрфер даже может напомнить оскароносную роль Кейджа («Покидая Лас-Вегас»). Оба персонажа одержимы маниями и постепенно обнажают живущие в их душах звериные инстинкты.
Лоркан Финнеган сохраняет амбивалентный стиль повествования вплоть до последних кадров, оставляя самому зрителю решать – были ли реальными сектанты-сёрферы и существовал ли в действительности бездомный старик, так похожий как на Сёрфера в старости, так и на его отца. Неслучайно старик в точности повторяет его судьбу, и Финнеган специально снимает эти кадры не в фокусе, сквозь морские волны, создавая впечатление неясного воспоминания. После финальной сцены лучше понимаешь психологические мотивы главного героя. Только оседлав на доске волну, Сёрфер мог вернуться в состояние беззаботного ребёнка. Это и был его потерянный рай.
Андрей Волков