Перед вами в высшей степени оригинальный текст про в высшей степени ужасные фильмы. Вы наверняка не смотрели их и даже не слышали про них. И, пожалуйста, даже не пробуйте это делать. Лучше просто прочтите. Но будьте осторожны: статья не для слабонервных. Мы вас предупредили.

ЙОРГ БУТТГЕРАЙТ: УВЕРТЮРА ТОСКИ, ИЛИ
«НЕКРОФИЛ ЖОРА ПРОТИВ ФАШИЗМА»

В забвении, которым окружено ныне имя немецкого режиссера и продюсера Йорга Буттгерайта есть какая-то грустная закономерность. В Интернете не так легко найти его интервью, материалы о его творчестве, а биографический очерк ужат до одного предложения Википедии (что, согласимся, для некоторых очень авангардных творцов тоже неплохо). Однако все это притом, что весьма многочисленные старые и недавние ленты Буттгерайта по-прежнему активно распространяются и вызывают бурные споры на просторах Рунета. По сути это тот самый случай, когда творение оттеснило творца и живет отныне вполне самостоятельной, пусть и весьма странной и болезненной, жизнью.

Слова «странной и болезненной», кстати, можно выделить особо и при желании даже подчеркнуть. Творческим кредо Буттгерайта вполне могло бы стать название одной из его небольших картин: «Секс, насилие и хорошее настроение» (1989 г.). И, если с последним составляющим вполне можно поспорить (впрочем, сам автор включил его, видимо, тоже не без иронии), то секс и насилие этот режиссер показывал нам часто и в больших количествах. Причем первое у него обычно было странным, а второе чаще всего очень и очень болезненным.

В памяти большинства зрителей Европы Йорг Буттгерайт остался творцом дилогии о «Некромантике», и даже временами удостаивался аналогичного прозвища. Чудовище, созданное Франкенштейном, когда-то присвоило себе имя творца; творение немецкого художника, аналогично рожденное на стыке очарования смерти и романтической мечты, напротив, наделило создателя своим именем и лишило его собственного.

Первый черно-белый «Некромантик» (1987 г.) повествовал о странноватом мужчине, который как-то попытался разнообразить интимную жизнь со своей подружкой сексом втроем. Вот только третий неожиданно оказался трупом. «Когда любил в огне мучений злых я женщин мертвых больше, чем живых», - как сказал бы Лермонтов. «Некромантик - 2» (1991 г.) уже в цвете рассказывал о женщине, которой так полюбились отношения со всем мертвым, что и своего живого жениха, она к концу картины ожидаемо превратила в неживого. И при этом сумела от него забеременеть.

Разумеется, культурная общественность ФРГ, которая до этого стоически терпела (хотя тайком и посматривала) известные фильмы про разгоряченных женщин и перспективных водопроводчиков, такую эротику снести уже не смогла. Фильмы Буттгерайта были запрещены на долгие годы.

Вспоминая об этом спустя двадцать лет трудно не назвать такой шаг бессмысленным. Дело даже не в том, что запреты создают любой картине хорошую рекламу и хороший бюджет ее создателю. (К слову, поэтому бюджет второго «Некромантика» оказался многократно выше первого). Но важно другое. Еще за четыре года до выхода первого фильма Европа была потрясена уголовным делом английского серийного убийцы Дениса Нильсена, чьи жуткие деяния напоминают, хотя качественно и количественно превосходят, поступки героев Буттгерайта.

Реальность в очередной раз оказалась страшнее самых безумных грез. Мастерство Буттгерайта попыталось выделить и подчеркнуть причинность подобных явлений. Еще в 1982 г. он снял короткометражку «Мой папенька». Это была история о жизни типичного немецкого бюргера - сытой, самодовольной, однообразной жизни, протекающей под депрессивную музыку. Единственная особенность такого бытия лишь в том, что оно давно завершилось, и даты жизни «папеньки», мелькающие в одном из кадров это прекрасно подтверждают, хотя сам герой их не замечает. Европейский модернизм 80-ых гг. был пронизан подобными онтологическими настроениями. В вышедшем в 1990 г. легендарном романе чешского диссидента Милана Кундеры «Бессмертие» говорится, что есть две формы бытия – бытие живого человека и страшное, посмертное бытие трупа. Реальность постепенно стирает границы между этими формами, утверждаю бессмертие без жизни.

История Нильсена явилась иллюстрацией к этим событиям. Одинокий и несчастный сотрудник биржи труда коллекционировал многочисленные трупы своих жертв, чтобы (в точности как герои первого «Некромантика»!) читать им газеты, смотреть с ними телевизор, спать и даже мыться в ванной. Все это он проделывал, чтобы всегда иметь друзей. А что они мертвые - это небольшой недостаток. Ведь друзей без изъянов не бывает. Одиночество гораздо страшнее.

Именно эта идея и заложена во многие фильмы Буттгерайта. Одиночество, отрешенность от общества и ненужность стирает границы между жизнью и смертью. И смерть уже не наступает раньше завершения жизни, а становится ее вполне обыденной частью, открывая бесконечный простор от пассажей черного юмора до вполне бытовых инструктажей вроде еще одной псевдо документальной короткометражки Бутгерайта «Искусство секса с трупом» (1987 г.).

К слову, некоторые поклонники режиссера сожалели о том, что он не обратился в своем творчестве напрямую к истории Нильсена. Тем не менее, предсмертная исповедь другого убийцы Карла Пацрамма, выведенного под именем Лотера Шрамма, все таки была рассказана в одной из лучших картин Буттгерайта «Шрамм» (1994 г.). Эта история доведенного до жуткого и убийственного (в прямом смысле слова) абсурда была названа итальянским мастером ужасов Дарио Ардженто гениальной.

Российские зрители, как правило, впервые знакомились с творчеством Йорга Буттгерайта, главным образом посредством справочника «ВидеоГид» ныне уже легендарного переводчика для кассет VHS Михаила «Банана» Иванова. Миша Банан, который в минуту особенно хорошего настроения любил рекомендовать определенные творения западного кинематографа исключительно для психов, маньяков и некрофилов, Буттгерайта не советовал смотреть вообще никому. А также рассказывал, что сам смотрел «Некромантика» только на убыстренной прокрутке. Эти слова можно понять. Даже сейчас просмотр этих лент в компании друзей чаще заканчивается вполне ожидаемыми репликами типа: «Что за безумие!», «Да, кто это снимал?!» и даже «Верните мне деньги!» (хотя и смотрим мы такое кино обычно в Интернете за счет чужого Wi-Fi).

Но все же Банан зря критиковал Буттгерайта. Это кино не было полностью чуждо отечественной культуре и, как ни странно, отчасти вышло из нее. 80-ые гг. прошли для советского андеграунда под знаменем творчества некро-художника Евгения Юфита и его последователей, пытавшихся противопоставить образы смерти образам лучезарной жизни, проводимыми официальной пропагандой. От тех времен до сих пор осталась памятная фраза критика Олеси Туркиной: «Есть нечто, что важнее нефти, денег, власти и олигархии. Это смерть. Так да здравствует смерть и художник Евгений Юфит!» Оставляя разумность этой фразы без очевидных комментариев, заметим, что влияние Юфита было на самом деле достаточно велико и значимо для мастеров, решивших противопоставлять свою работу тоталитарному подавлению. В том числе и для Буттгерайта.

На первый взгляд, для режиссера, творившего в Западном Берлине – либеральном островке посреди доживающего последние годы социализма ГДР, тема борьбы с тоталитаризмом была мене актуальной. Но это не так. 80-ые гг. по усмотрению Буттгерайта стали и тем временем, когда экзистенциальная опасность одиночества стала перерастать в опасность социальную – в возрождение фашистских тенденций.

Фашизм, как подавление и подчинение индивидуума, по определению Мишеля Фуко, явился опасностью для всей Европы, но по понятным причинам для Германии был особенно важен. Исторически германская культура существовала на противопоставлении двух поэтик – жизни, олицетворяемой обычно жизнеутверждающим творчеством Гете, и смерти, которую воспевали его идейные противники, начиная с певца вечной женственности Новалиса – талантливые поэты, предпочитавшие умирать молодыми. Именно очарование Гете, умышленно искаженное, стало одним из вдохновений культуры Третьего Рейха, воплотившегося в культе здоровья, силы, красоты, молодости и жизни, которые можно до сих пор видеть в фильмах Лени Рифеншталь. Зато именно смерть стал подспудным проявлением фашизма, который подарил современному языку термин «некрофилия». «Да здравствует смерть!» - с воодушевлением кричали в 30-ые гг. (и, как ни странно, задолго до Олеси Туркиной) испанские фашисты в университете Саламанки. А старенький и, к несчастью для себя здравомыслящий, ректор этого университета Унамуно приговаривал: «Что за бессмысленный некрофильский возглас!», в то время как дюжие молодчики волокли его из аудитории в тюрьму.

Именно под влиянием Юфита Буттгерайт попытался разделить фашизм и смерть, противопоставив второе первому. В «Короле смерти» (1989 г.), созданном после личной трагедии – гибели матери – Буттгерайт показал смерть страшную, но невинную. Один за другим практически ничем не связанные персонажи этой картины уходят из жизни, в то время как маленькая девочка рисует и показывает подругам картинку, изображающую «Короля смерти». И вместе с тем, смерть – это никому неподконтрольная стихия, которая способна покарать человека решившего посягнуть на ее законы. В «Кровавых эксцессах в бункере фюрера» (1984 г.) Гитлер и его клика пытаются переломить исход войны, создав армию живых мертвецов, но воскресшие зомби сами расправляются с ними, и, таким образом, добро еще до похода советских войск, в очередной раз побеждает здравый смысл.

Нужно отдать должное Буттгерайту, который выражал свое неприятие фашизму столь своеобразно. Нужно отдать должно мужеству художника, снимавшего без всякой поддержки, на личные средства и только по выходным дням (за что его, естественно, очень любили актеры).

Однако время шло своим чередом, и постепенно даже картины Буттгерайта, наполненные максимально свободной актерской игрой, меланхоличной или депрессивной музыкой и кадрами дрожащей камеры, постепенно пополняли каталоги фильмов «для сумасшедших», а имя мастера от скандалов стало сползать к забвению. Фигура молодого Буттгерайта по-прежнему мелькает на втором плане кадров «Моего папеньки», но современный зритель вряд ли узнает в этом панке-подростке знаменитого режиссера.

Того же нельзя сказать о тенденциях, которые мастер прогнозировал в своих фильмах. По-прежнему сохраняется царствие одиночества и нарастает угроза фашизма, появляются все новые Лотеры Шраммы, а обыденная жизнь обычного человека выхолащивается до пустоты черепа, который вращается в финальных титрах второго «Некромантика». Победа над этой мрачной действительностью если и возможна, то только в кино.

Поэтому даже в последней на сегодняшний день картине Буттгерайта «Капитан Берлин против Гитлера» (2009 г.) воскресшее зло фашизма в финале побеждает смелый, но далекий от реальности супергерой, а весь фильм напоминает театральную постановку. Видимо, потому что лишь в грезах добро еще побеждает зло.

Творчество Буттгерайта в 80-ые – нач. 90-ых гг. стало предвестием нарастающих тоски и одиночества, своеобразной увертюрой для грусти, в которые погружается современный человек. Но, и это очевидно, оно не смогло их предотвратить. «Искусство вряд ли изменит мир», - как сказал в одном из интервью Дэвид Линч. От наследия Йорга Буттгерайта на сегодняшний день остались лишь торенты некоторых фильмов, приправленные крайне эмоциональными оценками, зловещие скриншоты наиболее страшных сцен и плоды черного юмора 90-ых гг. о том, «как некрофил Жора боролся с фашизмом». И все.

Или не все? Когда я собирал материалы для своего романа «Праздник вырождения», то узнал от знакомого журналиста один занимательный факт. В одной из современных европейских республик молодые и радикальные националисты (а если оставить первые четыре и последние три буквы, то получится другое слово) вновь заговорили о «вырождающемся искусстве» и в порыве вдохновения на одной из своих акций сожгли старые VHS кассеты с фильмами Буттгерайта. Поступок настолько же нелепый, насколько и неоправданный для них. Потому что они вновь создали рекламу и оживили интерес к имени немецкого режиссера. Да, искусство нельзя уничтожить, но о нем очень просто забыть.

Сергей Фоменко